Международный Клуб владельцев автомобилей HUMMER^®

Запах смерти.

Учреждение ЮК-25/6 рассчитано примерно на 1000 "коек". На сегодняшний день это самая большая специализированная тюрьма для смертников. В день приезда корреспондентов "НГ" за решеткой находились 505 осужденных. В большинстве своем сроки они получили после 1996 года - уже в период действия моратория. Однако есть и старожилы, которые "мотают срок" с первой половины 90-х. Этим людям жизнь даровал президент, подписав в свое время указ о замене смертной казни пожизненным содержанием в тюрьме.
На охраняемой территории - два трехэтажных корпуса. Главный - из красного кирпича, с массивными дубовыми дверями, украшенными замысловатым рисунком. Напротив входа - два небольших фонтанчика, в центре каждого - фигурки черных дельфинов. Это здание охранники называют между собой красным корпусом. Они рассказывают, что это самое старое строение на территории колонии - здание возведено в начале прошлого века.
Чтобы попасть в красный корпус, мы проходим несколько металлических дверей с электромагнитными замками. Отворив одну дверь, оказываешься в своеобразной клетке-шлюзе. Лязг замков и неприятный скрежет металла создают ощущение какой-то безысходности. Оно не покидает стоящего в "отстойнике" все те несколько минут, пока охранник внимательно изучает документы и пропуски, подписанные лично начальником колонии. А еще нас постоянно преследует необычный запах. Сравнить его с чем-то известным не получается - кажется, это запах смерти.
Дельфинарий особого режима
Спустя несколько минут корреспонденты "НГ" подходят к дельфинам. Несмотря на недавнее "прибытие" в учреждение, история дельфинов полна загадок. До сих пор неизвестно, кому пришла в голову идея "украсить" учреждение диковинными для Урала млекопитающими. Но говорят, что еще в прежние времена, когда колония была самой обыкновенной, одному из осужденных, скульптору по профессии, предложили изваять какое-нибудь животное. Сначала хотели медведя, но от этой идеи почему-то отказались. Скульптор вроде бы сам предложил дельфинов - а почему бы и нет? И вот уже два года соль-илецкую колонию иначе как "Черный дельфин" не называют. "Пусть как угодно называют, главное, чтобы порядок был, - вступает в разговор начальник учреждения подполковник Роман Абдюшев. - У нас на первом месте режим".
Подойдя к дверям красного корпуса, мы вдруг слышим громкие крики, из которых разбираем только два слова - "гражданин начальник". Почему-то создается впечатление, что несколько мужчин кричат хором.
На втором этаже красного корпуса - самая обыкновенная тюремная картина: камеры по обе стороны коридора. "Подойдите поближе", - приглашает замначальника колонии по воспитательной работе Алексей Трибушной. И только тут мы обращаем внимание на странные прямоугольные фигуры на полу и список обитателей камеры на стене возле двери.
В камерах - по четыре человека. Большинство из них - убийцы со стажем, от которых на воле трепетали не только женщины, но и самые влиятельные и бесстрашные люди. Теперь они здесь. Обыкновенные зэки. "Точнее сказать - "осы", - поправляет Трибушной. - От слова "осужденные".
Тюремная "коммуналка"
Уже через минуту наблюдения за смертниками становится ясно, что заключенные они не совсем обычные. Если потихонечку приоткрыть "глазок" двери камеры, так, чтобы осужденные не заметили этого, можно незаметно вторгнуться в их замкнутый мирок: кто-то задумчиво смотрит в сторону окна, из которого можно увидеть только малюсенькую полоску неба, кто-то бесконечно ходит вдоль стен, отмеряя шесть с половиной шагов. Некоторые старательно пишут, примостившись на табуретке. Но если металлический кругляшок дверного "глазка" чуть звякнет, "осы" моментально "столбенеют". Они ожидают, что произойдет дальше. Например, при безобидном открытии небольшого окошечка для передачи пищи арестанты принимают "исходную позицию": с размаха ударяются в ближайшую от них стену головой на уровне колен, поднимают вверх руки, с вывернутыми наружу ладонями, закрывают глаза и открывают рот.
В такой позе они ждут, пока не прозвучит какая-нибудь команда. "Доклад", - приказывает офицер. Один из заключенных - дежурный по камере, не разгибаясь, скороговоркой принимается рапортовать. Форма доклада стандартная: фамилия, статья и коротко - кто за какие злодеяния отбывает срок. Отбарабанив текст, осужденный снова принимает "исходную позицию". Чем выше скорость доклада "осов", тем меньше им придется стоять в неудобной позе. "Поэтому осужденные учат установленную форму доклада, как таблицу умножения", - усмехается офицер.
"Камеру к досмотру!" - звучит громовой голос дежурного. Все заключенные по очереди подбегают к решетке, отделяющей наружную дверь от "жилого помещения", и протягивают вытянутые за спиной руки. Всем по очереди надевают наручники. Звучит команда выйти из камеры. Четверо осужденных с закрытыми глазами выбегают в коридор и опять встают в "исходную". Всех тщательно обыскивают. Со стороны вся процедура выглядит ужасно и одновременно забавно: здоровые мужики, словно цирковые собачки, подчиняются командам офицера-"укротителя".
Входим в камеру. Внутри бетонного помещения - своеобразная клеть: решетки отделяют заключенных от наружной двери и окна. Четыре прикрученные к полу металлические кровати-"шконки" - по две двухъярусных с каждой стороны, умывальник и унитаз. Одеяла на "шконках" сложены в безукоризненный параллелепипед. "Осужденные по нескольку часов кряду разглаживают малейшие неровности одеяла, добиваясь идеально ровной поверхности", - замечает Трибушной. Выглядит это так, словно "осы" играют на пианино: каждое незаметное движение бегущих по краю одеяла пальцев разглаживает невидимые глазу морщинки.
На одной из стен - полочка. На ней книги (в основном религиозного содержания) и фотографии родных. Рядом с умывальником - матерчатый мешочек, из которого выглядывает проросший чеснок - главный деликатес в колонии. Когда мы вновь оказываемся в коридоре, арестантам командуют вернуться в камеру. "Есть, гражданин начальник", - хором кричат они и по одному забегают внутрь.
Все случаи жизни в колонии расписаны до мелочей. Например, если заключенный приболел, то дежурный по камере нажимает специальную кнопку - на табло в коридоре высвечивается номер камеры. Правда, даже таблетки осужденным передают не лично в руки, а на специальной деревянной лопаточке - так безопаснее. Или если арестантам станет душно - им передадут специальное приспособление, напоминающее пожарный багор, которым можно открыть окно. При этом "осы" обязательно хором прокричат: "Спасибо, гражданин начальник!"
"Спасибо, гражданин начальник!"
Жители Соль-Илецка рассказали корреспонденту "НГ", что незадолго до Нового года город разбудил громовой крик: "Спасибо, гражданин начальник!" Оказывается, начальник колонии поздравил осужденных с праздником. По сути, это единственное "послабление", которое допускает персонал. И уж конечно, никакого праздничного ужина. "Булку давали им", - уточняет Роман Абдюшев.
Подобный "армейский" лексикон на зоне появился не случайно. Короткие установленные фразы ("Нормы вежливости", - усмехаются работники колонии) не дают возможности осужденным, например, по душам поговорить с конвоирами. Ведь что у пожизненников на уме - неизвестно. А безопасности персонала в колонии уделяется огромное внимание. Так, чтобы вывести в коридор одного заключенного, охранников должно быть как минимум двое. А в случае ЧП конвоир обязан выбросить ключи в специальные установленные рядом с камерами "ключеулавливатели". Это приваренные к полу трубы небольшого диаметра - в них невозможно просунуть руку.
Впрочем, нападение на сотрудника - предположение из разряда гипотетических, так как любое нарушение, будь то плохо заправленная койка или не вовремя закрытые глаза, расценивается, как попытка нападения на охрану. Такие проявления - редкость, но если они все-таки случаются, то караются дозволенными спецсредствами - газом "Черемуха" и резиновой дубинкой.
Особое место в распорядке арестантов занимает сон: осужденные обязаны спать головой к двери, не накрывая лица и при довольно ярком свете. Если же кто-нибудь спросонок натянет одеяло на голову, то команда офицера последует незамедлительно, и тогда уж принимать "исходную позицию" придется всем четверым обитателям камеры. "У нас все хорошо знакомы с ночными порядками, инцидентов практически не возникает", - говорят охранники.
Про оперативную работу в колонии для пожизненников руководство "Дельфина" не распространяется. Но очевидно, что она ведется на все сто процентов. На это косвенно указывает такой факт: изредка некоторых заключенных переводят из одной камеры в другую. "Психологическая несовместимость, знаете ли, - смеются оперативники. - Ведь и космонавты иногда ссорятся". Но все-таки "квартиры" арестантам заранее не подбирают. "Здесь все равны, и будут находиться в той камере, в которой мы сочтем нужным", - говорят сотрудники учреждения.
Холщовый гарант безопасности
В "Черном дельфине" отбывают наказание совершенно разные люди: рабочие, шоферы, милиционеры, дезертиры, работники прокуратуры, террористы, колхозники и бомжи. Есть даже один контрразведчик. Но все они бывшие. И всех объединяет прошлое, в котором они лишили жизни не одну сотню людей. Например, бывший мастер ПТУ Сергей Шипилов убил двенадцать женщин (многим россиянам он известен как главный герой документального фильма "Адская бочка"). А Олег Рыльков, у которого растет маленькая дочь, надругался над 37 девочками, которым было по восемь-девять лет. "Представляете, что с таким человеком сделали бы в обыкновенной зоне? - замечают тюремщики. - Разорвали бы в клочья в считанные мгновения".
Сотрудники "Черного дельфина" не исключают возможности, что кто-то из кровников осужденных может попытаться свести с ними счеты. Например, застрелить в момент приезда в колонию. "Мы стараемся обезопасить и себя, и наших "клиентов", - говорит Трибушной. - Когда осужденных привозят, им приходится идти по тюремному двору (его при желании можно просмотреть из окон расположенных поблизости жилых домов. - "НГ"). Поэтому мы надеваем на головы заключенным холщовый мешок: чтоб непонятно, кого ведут".
В холщовых мешках прибывали в ЮК-25/6 самые первые заключенные, в том числе известный рецидивист Сергей Мадуев, известный под кличкой Червонец. Он стал известен благодаря художественному фильму "Тюремный романс" об истории несостоявшегося побега Мадуева, ради этого влюбившего в себя следователя прокуратуры. У сотрудников "Черного дельфина" свое суждение о Мадуеве. "Никакой любви там и в помине не было. Просто денег посулил следователю. И не нужно из него этакого Робин Гуда делать: бандит - он и есть бандит", - говорит Роман Абдюшев, напоминая, как Червонец безжалостно расправлялся со стариками и женщинами.
Кенгурятина по-чувашски
Сергей Мадуев умер в колонии в 2000 году. Но "знаменитостей" в учреждении ЮК-25/6 и без него хватает.
Поначалу с 42-летним жителем Новочебоксарска Владимиром Николаевым осужденные боялись находиться в одной камере. Все-таки людоед. Но в "Дельфине" он оказался послушным "осом". "Я вас не трону, и вы ко мне не лезьте", - завил он соседям. Мы тоже с опаской ожидали знакомства с каннибалом. Но ожидания наши не подтвердились: людоедом оказался худощавый мужичонка, охотно рассказывающий о случившемся.
...Несколько лет назад после пьяного застолья Николаев ударил собутыльника по голове и заснул, а утром обнаружил, что дружок мертв. Тогда Николаев оттащил труп в ванную, где кухонным ножом отрезал жертве голову, руки и ноги, а затем... "оттяпал" кусочек мяса и сварил. Когда вечером у Николаева собралась компания, хозяин потчевал гостей человечиной. Понравилось. Спустя несколько месяцев - аналогичная история. Тут Николаев пошел дальше. Поделившись с товарищами, людоед оставил себе сердце, почки и печень убитого: по его собственным словам, он их "сам очень любит и делиться не намерен ни с кем".
Удивительно, но о происшедшем Николаев рассказывает с легкой ухмылкой. Даже утверждает, что часть мяса отнес на базар. "Покупателям говорил, что это кенгурятина, - неожиданно заявляет он. - Продал-то я немного, килограммов пять если наберется". На вырученные деньги Николаев купил денатурата, а вечером сделал себе пельмени. С человеческим мясом. На нас Николаев смотрит с плохо скрываемым любопытством. "Чего, мол, приехали?" - читается в его глазах. Правда, вслух он спросить это не решается.
Сидит в колонии и еще один людоед - Сергей Маслич. Многократно судимый, он "отличился" тем, что во время предпоследней отсидки задушил сокамерника, а затем заточенным стрежнем от шариковой ручки вскрыл тому живот. Сердце, желудок и печень несчастного Маслич варил прямо в металлической кружке на огне газовой горелки в производственном помещении зоны.
"Я юрист!"
Но не стоит думать, что все арестанты "Черного дельфина" похожи на людоеда Николаева. Например, 34-летний Сергей Виноградов. Бывший старший следователь прокуратуры Железнодорожного района Екатеринбурга. Его обвинили в трех убийствах и изнасиловании и приговорили к пожизненному заключению.
Увидев перед собой корреспондентов, Виноградов сначала медленно и тихо, а затем все более четко рассказывает свою историю. Выходит, его оболгали и посадили ни за что! "Я юрист и до последнего момента не верил, что по таким доказательствам меня могут посадить. На этой земле я не совершал убийств", - уверенно говорит он.
Какое-то время мы находимся под властью его слов и даже начинаем верить, что хорошего парня оболгали и засадили. Ведь Сергей выгодно отличается от всяких изуверов, маньяков и кровавых убийц. Если снять с него серую полосатую робу смертника и одеть в костюм, то хоть сейчас можно принять за толкового следователя прокуратуры, приехавшего в колонию с ревизией.
Но после того, как Сергея уводят, сотрудники "Дельфина" объясняют, что Виноградов уже не раз писал и в Верховный, и в Конституционный суд, и везде ему отказали. "Видимо, доказательства его вины неоспоримы", - говорят тюремщики.
Простой колхозник
О чеченцах, присланных отбывать пожизненные сроки в "Дельфин", сотрудники учреждения говорят с явной неохотой. Оно и понятно: Соль-Илецк расположен всего в двадцати километрах от границы с Казахстаном, где в Актюбинской области имеется сильная чеченская диаспора. Не исключено, что кому-нибудь из горцев придет в голову освободить брата по крови. "Правда, штурмовать колонию - дело безнадежное, если только танками. Но вспомните Первомайское", - замечают тюремщики и резко обрывают разговор.
Поговаривают, что в "Дельфин" вполне могут доставить Салмана Радуева. А пока самый известный "моджахед" в учреждении ЮК-25/6 - Салаудин Темирбулатов, известный под кличкой Тракторист. Видеокассета с кадрами, на которых Темирбулатов казнит российского солдата, обошла весь мир.
На личном деле Тракториста красуется жирная надпись: "Склонен к побегу и захвату заложников". Но в колонии говорят: "Темирбулатов - едва ли не самый дисциплинированный арестант. В свободное время усердно натирает тряпочками латунный водопроводный кран - уже довел его до золотого блеска".
Когда чеченца вводят в комнату для беседы, в нем трудно узнать воина джихада, так бойко командовавшего своими головорезами. На этом невысоком худощавом человеке арестантская роба болтается, как на огородном пугале. Уже в зоне Темирбулатов начал довольно складно изъясняться по-русски. Отрапортовав, чеченец тут же обращается к офицеру: "Приболел я, туберкулез вроде бы". После заверения в том, что его обязательно покажут доктору, Темирбулатов рассказывает, что "никакого преступления не совершал", а казненный "русский убил и изнасиловал сестру".
На остальные вопросы чеченец отвечал весьма односложно, а об участии в боевых действиях вовсе говорил неохотно. В завершение беседы Темирбулатов неожиданно заявил: "Я хочу, чтобы прекратились все войны". Правда, в его глазах читается совершенно другое: "Мне бы сейчас автомат…"
Удивительно, но Тракторист не теряет надежды на освобождение. Он даже признался, что в случае помилования уедет в Чечню и станет работать механизатором. "Я ведь простой колхозник", - гундосит он на прощание.
"Бог любит всех"
В колонии содержатся представители практически всех вероисповеданий. Как ни странно, но они великолепно уживаются между собой. Более того, периодически в колонию приезжают проповедники, которые по радио ведут продолжительные беседы с осужденными.
Для некоторых это приобщение к религии, для многих - единственно возможная "развлекаловка". Но трансляции все смертники слушают с каким-то необыкновенным вниманием. Ведь священнослужитель - единственный человек, который не заставляет арестантов произносить зазубренный доклад, а говорит, что они тоже люди.
Пастор евангелистско-лютеранской церкви Николай Суровятин - бывший школьный учитель, после переезда из Казахстана в Оренбургскую область посвятил себя служению Богу. "В этом мире нет праведников, для Бога нет потерянных людей", - говорит отец Николай. Эту истину он и пытается донести до своих подопечных, твердя в микрофон, что "хочет спасти всех для вечности". Впрочем, связь Суровятина с заключенными односторонняя: пожизненники не имеют возможности лично поговорить с пастором. Но многие уже поверили, что в "Черном дельфине" могут искупить свои грехи. Как сказал корреспонденту "НГ" один из смертников, "кого Бог любит, того и наказывает".
Конфетки без оберточек
Религиозная литература чуть ли не мешками поступает в колонию со многих уголков России, но в основном - из Москвы. Алексей Трибушной распечатывает одну из посылок - в ней Библия, религиозные брошюры. "Все посылки вскрываются и тщательно досматриваются, - говорит Трибушной. - Мало ли кому придет в голову передать заключенным предметы, запрещенные в обороте: наркотики там или что еще".
Вскрываются в колонии не только посылки, но и все без исключения письма. Специальный тюремный цензор внимательно вчитывается в каждую строчку послания с воли или на волю. И если есть хоть какое-то подозрение, что речь идет, например, о режиме содержания, послание никогда не дойдет до адресата. Не дойти письмо может и по иным обстоятельствам. "Например, если оно написано не на русском языке", - говорит Трибушной.
А бывает и иначе. В прошлом году в колонию пришло письмо от родственников одного из арестантов. Супруга смертника не смогла простить мужу его злодеяния и просила передать, чтобы письма в их адрес больше не отправлялись. "Мы не хотим иметь ничего общего с этим зверем", - писала женщина. Передать заключенному слова родственников тюремщики не решились: "Еще сделает с собой что-нибудь". Хотя возможность суицида в колонии практически исключена, и дело здесь не только в отсутствии шнурков на ботинках. При малейшем нарушении режима сокамерники нажмут кнопку вызова: если в камере произойдет нечто неординарное, отвечать придется всем четверым.
Но, несмотря на строгости и цензуру, переписка с внешним миром в колонии идет довольно активно. Письма на волю особым разнообразием не отличаются. Смертники в основном просят прислать продукты: конфетки без оберточек, сало и чеснок. Порой перечисление продуктов занимает две страницы, исписанные убористым подчерком. А некоторые несогласные с пожизненным приговором "строчат" жалобы в Верховный суд. Что касается писем в зону, то они совсем разные. Чаще всего смертникам пишут родители, для которых осужденные всегда остаются детьми. Многократно оплаканными, обложенными крепким словцом, но все-таки детьми. И родители как могут стараются хоть чем-то помочь им. Вот выдержка из самого стандартного письма в зону от отца осужденного: "Леша, сынок! Мы с мамой про тебя не забываем, вот, правда, с деньгами туго. Как только с финансами будет попроще, сразу вышлем тебе все, что ты просил. А сейчас, Леша, мы еще за уголь не расплатились".
А вот выдержка из письма чеченскому полевому командиру Салаудину Темирбулатову от жены (стилистика сохранена): "Сала, не скучай, все будет хорошо. Береги свое здоровье, главное, не переживай. Мы везде написали письма, и Путину написали. От семьи просим помиловать тебя. И Женеве написали. Мы не сидим сложа руки".
Обреченные жить
Теоретически любой из отбывающих наказание пожизненников со временем может оказаться на свободе. Через 25 лет отсидки может быть рассмотрен вопрос об освобождении осужденного, если в течение трех последних лет у него не будет замечаний. Реально же этого произойти просто не может: кто из смертников протянет в условиях строжайшего режима и туберкулеза четверть века? Кроме того, где гарантия, что у них не будет замечаний, которыми может стать, к примеру, нечеткий ответ на вопрос конвоира. Сегодня на питание осужденных тратится 22 рубля в сутки. Но и эти скудные средства колонии выделяют далеко не всегда. Поэтому сотрудникам "Черного дельфина", зарплата которых едва превышает тысячу рублей, приходится заниматься подсобным хозяйством, приводить в порядок слесарные мастерские, подрабатывать, продавая хлеб собственных пекарен.